Счастливое число тринадцать

Sgt_Kabukiman: Одна из легенд-былей Второй мировой: лётчик-истребитель Болеслав Гладых и «счастливый» германский самолёт номер 13. Основано на не публиковавшихся в России воспоминаниях Б. Гладых.   18 августа 1950 года, Франкфурт-на-Майне Шел дождь. Тяжелые капли стекали по фасадам зданий, громадина готического собора, разбитого во время войны и до сих пор не восстановленного, зловеще темнела в пелене сплошной влаги. «Нелетная погода», — машинально подумал американский турист, засовывая руки поглубже в карманы. Он забыл зонтик в номере отеля и спасался от дождя, кутаясь в плащ и пониже надвинув на глаза шляпу. Гражданин США, случайно оказавшийся в этот день во Франкфурте, родился в Варшаве, а войну, закончившуюся всего пять лет назад, провел в небе над Англией. Звали его Болеслав Гладых, для близких друзей — «Майк-убийца». Неожиданно Гладых остановился. Его внимание привлекло объявление на двери одного здания: «Gemeinschaft der ehemaligen Jagdtflieger der Luftwaffe» — «Общество бывших истребителей Люфтваффе». Подчинившись внезапному импульсу, «Майк-убийца» толкнул дверь. По крайней мере, здесь он пересидит дождь. — Вы на заседание общества? — спросил швейцар, принимая мокрое пальто и шляпу, с которой стекала вода. — Ja, — ответил американец. Войдя в помещение и оглядев лица собравшихся, Гладых внезапно ощутил: он среди своих. Конечно, это были немцы, но сейчас в первую очередь это были летчики-истребители, вынужденные сидеть на земле и тешить друг друга военными байками. — Я поляк, сейчас живу в Америке, — представился Гладых. — Я истребитель. Пять лет назад любой из вас был бы рад убить меня, да и я… — Он улыбнулся, и кругом расцвели ответные улыбки. Да, эти люди хорошо понимали его! — Я хочу рассказать вам историю об одном таинственном самолете с номером «13», — продолжал гость. — За войну — а война началась для меня в тридцать девятом, — я встречал его трижды. И благодаря этой счастливой «чертовой дюжине» я стою перед вами... 10 июня 1940 года, район Тулона, Франция «Кодроны» Cr.714 поднялись в воздух. Польские летчики, прибывшие во Францию после разгрома Польши, поначалу собирались принять участие в «Зимней» войне на стороне Финляндии, однако война закончилась прежде, чем удалось сформировать полноценную эскадрилью и раздобыть для нее самолеты. Тем временем опасность стала угрожать самой Франции, и подразделение под командованием майора Кепинского выступило против немцев: с мая сорокового года польские летчики сражались за страну, приютившую их. В их числе был и Болеслав Гладых, которому недавно исполнился двадцать один год. ...«Мессершмитт» казался непобедимым самолетом. Летая на «французском недоразумении», нужно было быть либо очень опытным летчиком, либо отчаянным храбрецом, чтобы вступить с ним в поединок. Гладых, не успевший закончить летное училище в Деблине и летавший до сих пор только на самолетах PZL — P-7 и P-11c — наверное, был храбрецом. У него не нашлось времени задуматься над этим: он атаковал. Самолеты закружились в воздухе. Гладых несколько раз обстреливал «Мессер», действуя, как учили: зайдя сзади и открывая огонь. Длинные очереди перегревали пулеметы, а «Мессер» ловко уходил из-под огня. Наконец «Кодрон» получил серьезное повреждение и, с заглохшим двигателем, начал планировать вниз. Гладых понял: еще одна точная короткая очередь — и все, конец. Но… «Мессер» качнул крыльями и ушел. Последнее, что заметил молодой польский летчик перед тем, как неловко приземлиться на поле, — номер «13» на фюзеляже немца… 21 апреля 1941 года, Нортхолт, Англия Смешная лохматая собачка выкатилась из ангара и бросилась к вновьприбывшему. Она прыгала, вертела хвостом и повизгивала, как будто была вне себя от восторга. Гладых наклонился, погладил ее, затем выпрямился, ища глазами кого-нибудь из персонала. Навстречу ему вышел летчик, заранее протягивая руку: — Добро пожаловать в Триста третью — «Костюшко». Я — поручик Тадеуш Арентович… То есть, по-здешнему — флайт-лейтенант. Командир эскадрильи. Гладых представился и заметил: — У меня в предписании другое имя командира — Здислав Хеннеберг. — Двенадцатого числа мы штурмовали немецкие аэродромы, и Здислава подбили зенитки. Он упал в пролив, и мы так и не нашли его… Собачка лизнула его руку, и Арентович потрепал ее за уши: — А это Мися, наш талисман. На чем вы летали до сих пор? — На всех «PZL», на «Кодроне» и прочих французских шарманках, а сейчас переучивался на «Спитфайр», — перечислил Гладых. — У нас была вторая модель. А у вас какая? — Пятая. Вот он, красавчик. — Арентович показал на самолет. — Мы начинали с «Харрикейнов», но теперь я «Спитфайр» ни на что не променяю. 5 мая 1941 года, Нортхолт «Спитфайры» Mk.V эскадрильи «Тадеуш Костюшко» возвращались домой. Они летали за Ла Манш. Франция «не отпускала» их. Летчики окружили Гладыха. — Молодец, новичок! — Думаю, одного я точно сбил, — сказал Гладых. — Кто видел Арентовича? — раздался тревожный голос. — Мне показалось, я заметил, как его подбили. Он сел на том берегу или перетянул через Канал? — Я видел, — помрачнел флайт-лейтенант Локучевский. — Видел, как взрывается «Спитфайр», только не понял — чей. Тадеуш Арентович командовал Триста третьей меньше недели. 11 октября 1941 года, Нортхолт Пайлот-офицер Болеслав Гладых возвращался в Англию через пролив. За «Спитфайром» тянулся шлейф дыма. Польская истребительная эскадрилья «Костюшко» летала вместе с английскими бомбардировщиками — во Франции всегда оставалось слишком много целей. Правило одно: немцев вечно оказывалось гораздо больше, чем англичан. Истребители разделялись: часть бросалась в бой, часть «не отлипала» от своих бомбардировщиков. Гладыха подбили в самом конце боя. Садиться на вражеской территории? Нет уж. Он попробует перетянуть через воду. А мрачные волны Ла Манша, казалось, только и ждали, чтобы принять летчика в свои «гостеприимные объятия». Несколько польских пилотов уже нашли здесь свою могилу. «Спитфайр», как живое существо, из последних сил тянул к английскому берегу. Гладых жестко посадил машину на пляже. Попробовал выбраться из кабины и понял, что ранен. 6 мая 1943 года, воздушное пространство над Лиллем «Спитфайры» Триста второй польской эскадрильи «Город Познань» схватились с «Фокке-Вульфами». Одно из тысяч сражений войны. …После ранения Болеслав Гладых был переведен в «Познань», где и летал до сентября сорок второго. После трехмесячного отпуска он вернулся в «Познань». Все осталось по-прежнему: те же «Спитфайры», те же вылазки во Францию. Теперь Гладых получил звание майора. «Спитфайр» — «пятерка» — творил в небе чудеса. И все-таки он не был неуязвим: неожиданно Гладых почувствовал, как вздрогнул самолет, а затем начал терять высоту. С трудом Гладых сумел удержать самолет в воздухе. Мотор стучал, как будто жаловался. Краем глаза польский летчик увидел FW.190. «Пятерка» потеряла маневренность — если немец вздумает сейчас добить «Спитфайр», ему это ничего не будет стоить. Но… Гладых не поверил своим глазам: «Фокке-Вульф» качнул крыльями и ушел вверх, не причинив «пятерке» ни малейшего вреда. Перед взглядом поляка мелькнула цифра «13». Опять тринадцать! Кому-то это число приносит беду, а Гладыха уже второй раз спасает. 7 февраля 1944 года, Хестон, авиабаза КВВС, Англия Человек в комбинезоне техника вошел в паб, заказал пиво, устало сгорбился над своей кружкой. Известный летчик-истребитель, пилот Шестьдесят первой эскадрильи, капитан Фрэнсис Габрески краем глаза зацепил эту фигуру. Что-то в ней показалось ему знакомым. Габрески не медлил: забрал свое пиво и пересел за столик к технику. И с удивлением узнал в нем Болеслава Гладыха. Тот криво улыбнулся в ответ на приветствие: — Это вы, Габрыжевский… Теперь вы кое-что обо мне узнали, не так ли? — Что с вами случилось, Болеслав? — изумился Габрески. Тот пожал плечами: — Меня отправили на землю. Немцам это не удалось, но англичане справились. И, кажется, я приземлился навсегда. Прошлой осенью я по ошибке атаковал английский самолет. Габрески покачал головой: — Все ошибаются, вы не единственный такой. — Да, но только я ухитрился напасть на самолет, в котором, как предполагают, летел сам Уинстон Черчилль! Габрески поперхнулся пивом: — Вот это я называю «польский характер»: если есть хотя бы одна возможность ввязаться в неприятность, поляк тут как тут; ну а если такой возможности нет, он ее создаст. — Вообще-то никто ни в чем не уверен и подтверждений не было, однако поднялся страшный шум, — продолжал Болеслав. — На всякий случай, надо полагать. Если коротко, Истребительное командование потребовало от командира «Познани», чтобы я сидел на земле и никогда не прикасался к штурвалу. На тот случай, если мне захочется сбить еще кого-нибудь из правительства. Габрески неожиданно расхохотался. Гладых кисло смотрел на него. — Переходите к американцам, — предложил его собеседник. — В Шестьдесят первой эскадрилье летают на «Тандерболтах». Чудный истребитель-бомбардировщик. Поучитесь немного — и вылетайте. Только… — Он задумался. — Только, думаю, придется вам летать как бы не вполне официально. — В каком смысле? — насторожился Болеслав. — Я знаю американцев. Они ухитряются нарушать законы, не нарушая их. Вы будете считаться тем, что они называют «приглашенной звездой»: в штат не зачислят, а самолет дадут — и дальше уже под вашу ответственность. — Согласен, — быстро ответил Гладых. 8 марта 1944 года, воздушное пространство над Берлином Строй американских бомбардировщиков подходил к столице Третьего Рейха. Ни одной минуты немцы не должны чувствовать себя в безопасности. Война придет к ним домой — как пришла она к тысячам англичан, поляков, русских. Упали первые бомбы. Дома Берлина рассыпались, как будто были сделаны из бумаги. Поднимались тучи пыли и огня. Гладых уверенно вел свой Р-47 «Тандерболт», когда заметил вылетевшие ему навстречу FW.190. Конечно, глупо было надеяться на то, что немцы позволят безнаказанно бомбить свою столицу! — Давай, Пенжи! — обратился он к «Тандерболту». «Пенжи» — «Пингвинчик» — было прозвище симпатичной девушки-канадки из вспомогательной службы. Она была весьма благосклонна к польскому летчику, а он назвал в ее честь свой самолет. Истребитель остается истребителем. «Тандерболт» подбил один «Фокке-Вульф» — по крайней мере, тот, дымя, вышел из боя. Оставалось еще двое. — А топливо-то на исходе, — пробормотал Болеслав. — Делать-то что, Пенжи? Уходить надо… А FW.190 тут как тут — по меньшей мере двое нацелились на «Пенжи». — Проклятье! — Гладых не верил своим глазам: он снова видел число «13». И именно этот, «тринадцатый», приказал ему садиться. «Фокке-Вульф» вел «Пенжи» к ближайшему немецкому аэродрому. Немец находился выше и прижимал Р-47 к земле. Гладых показал, что подчиняется, и начал снижаться. Он даже выпустил шасси… и в последний момент внезапно открыл огонь. У него еще оставался небольшой боезапас — и вот этот-то боезапас весь был выпущен во второй «Фокке-Вульф». Очнулись и принялись лупить по дерзкому «американцу» аэродромные зенитки. Но в спешке они промазали и угодили в собственные самолеты. Один FW.190 рухнул и загорелся, что случилось со вторым — Гладых не заметил, а «Тандерболт» поднялся в воздух и рванулся прочь, сжигая остатки горючего. Он едва сумел добраться до английского берега, когда «Пенжи» «сказала», что больше лететь не может. Посадить самолет уже не удавалось — Гладых выбросился с парашютом… 18 августа 1950 года, Франкфурт-на-Майне — Это была моя последняя встреча с «тринадцатым». Не знаю, один и тот же это был пилот или разные, — закончил рассказ Гладых. — Но он ни разу не добил поверженного противника и, надеюсь, простил мне выходку над берлинским аэродромом. — Что тут скажешь, Kamerade, — поднялся человек, на вид лет тридцати, не больше. Белокурый, сухощавый, он выглядел моложе своих лет. — «Тринадцать» на самолете обычно рисовал я. Своего рода «суеверие наоборот». Я действительно никогда не добивал тех, кто, по моему мнению, и так упадет. Странно встретить одного из них — да еще такого, кто сумел оценить мое «джентльменское поведение»! Он представился — Георг Петер Эдер. Бывшие противники обменялись рукопожатием. — А что вы делали после войны, Майк-Убийца? — осведомился Эдер. — Остался в Америке. Вообще-то, поскольку я не числился в Американских ВВС официально, меня просто выставили — буквально через пару дней после окончания войны. Да я бы и сам ушел… — Меня сбивали семнадцать раз, — сообщил Эдер. — Не думайте, что я сержусь за тот случай над Берлинским аэродромом: там напортачили наши собственные зенитки. Необычное заседание общества затянулось до ночи… Читать рассказ на портале.