«Як» или «Лавочкин»

Catus_domesticus: «Як» или «Лавочкин» — продолжаем цикл о летчиках полка «Нормандия-Неман». Сегодня речь пойдет о событиях 1943 года.

24 апреля 1943 года, аэродром «Васильевское»
Прибытие главы военной миссии майора Мирле в эскадрилье «Нормандия» ждали. Каждый день промедления казался потерянным напрасно. Не терпелось вступить в бой.
Но «просто так» ничего не делается — политики, а потом военные договаривались, договаривались, договаривались...
...— Нам не нужно превращать «Нормандию» в еще одну советскую эскадрилью, — согласился с Мирле командующий авиадивизии генерал Георгий Нефедович Захаров. — Как символ она стоит гораздо больше, чем как обычное воинское соединение. Но все-таки необходимо нам найти наилучший способ боевого применения «Нормандии»!
— Французские летчики привыкли к совершенно другому бою, нежели советские, — объяснял майор Мирле. — Наша тактика отличается яркой индивидуальностью.
— Точно. Мы еще в Раяке об этом говорили, — вступил майор Жан Тюлян. — Вся эта хваленая «тактика» сводится к одному: каждый лупит, как умеет, а потом возвращается на аэродром. Если получилось вернуться...
— Вы это всерьез? — нахмурился Мирле.
— Не совсем, — признал Тюлян. — Только отчасти. — И обратился к Захарову: — В обучении летчиков французской истребительной авиации главенствует принцип максимальной самостоятельности в бою. Мы не получаем детальных указаний с земли. Надеясь только на себя, оцениваем воздушную обстановку и самостоятельно намечаем направление удара.
— Это не эффективно, — таково было мнение представителя штаба ВВС Красной Армии инженер-капитана Смолярова.
Тюлян пожал плечами:
— Мы так воюем.
— Вот основные боевые задачи, которые должна выполнять французская эскадрилья на первых порах своего пребывания в Триста третьей истребительной авиационной дивизии, — генерал Захаров вынул из нагрудного кармана сложенный листок. — Свободный поиск вражеских самолетов без перелета линии фронта. — Последние слова он подчеркнул особо. — И дежурство на аэродроме для вылета на перехват вражеских самолетов.
Тюлян выразительно покривил рот.
— Пока активность авиации противника невысока, незачем попусту рисковать, — сказал Смоляров. — Я согласен с товарищем генералом. Этого на первых порах вполне довольно. И предлагаю по возможности освободить «Нормандию» от сопровождения штурмовиков и бомбардировщиков при полете в глубокий тыл врага.
Все равно рано или поздно придется это делать, подумал он. От войны никого не убережешь, а эти летчики просто рвутся в бой.
— А кстати, — заметил Тюлян, — мы тут обратили внимание, что товарищ генерал прилетел на другом самолете, не таком, как у нас. Можно будет посмотреть?
— У нас секретов нет, — сказал генерал Захаров. — Смотрите, сколько хотите. И спрашивайте, если возникнут вопросы.
Захаров производил впечатление человека тяжеловесного и как будто бы недальновидного, но внешность его была обманчивой. Крестьянский сын с характерной крестьянской наружностью, он был опытным летчиком, закончил военную школу летчиков в Сталинграде и курсы при Военной академии Генерального штаба, а в тридцать седьмом участвовал в войне в Испании, где его знали как Энрике Лопеса. Кстати, там он и познакомился с некоторыми будущими «нормандцами».
Сейчас командир Триста третьей истребительной авиационной дивизии прилетел на «Ла-5». Вот этот-то истребитель с мотором воздушного охлаждения и глянулся французским летчикам.
Весь день «нормандцы» осматривали этот самолет, «разве что не облизывали», как заметил Смоляров, поглядывавший на них из командного пункта.
Вечером несколько человек во главе с майором Тюляном обратились к Захарову с просьбой.
— Мы бы хотели попросить о перевооружении эскадрильи, — сказал Тюлян, стараясь держаться бесстрастно. Получалось не очень хорошо, натура сказывалась. Но главное — не задеть ничьих чувств.
Нет, главное — самолет!
Захаров все понял. Чуть улыбнулся.
— Вам кажется, наверное, что «Ла-5» лучше, чем «Як-1», да?
Они переглянулись и промолчали.
Захаров сказал:
— Чуть позднее у вас будет возможность полетать на «Лавочкине». Сами убедитесь, что большой разницы в боевых качествах нет.
— Хорошо, — осторожно согласились французы. Видно было, что они все еще сомневаются.
Май 1943 года
Как и предвидел генерал Захаров, «освобождение» летчиков «Нормандии» от сопровождения советских бомбардировщиков глубоко в тыл врага оставалось только «на бумаге». Французы и сами требовали для себя лишь одной привилегии: драться.
Готовилось наступление, и летчики Триста третьей бомбили немецкие аэродромы. Девять «Пе-2» в сопровождении двух «Як-1» углубились на территорию, занятую противником.
— Далеко зашли, — сказал Альбер своему товарищу, Иву Майэ. — Горючего не хватит. Вернуться не сможем.
— Летим дальше, прикрываем, — ответил Майэ.
Бомбы падали одна за другой.
— Все, возвращаются, — донесся сквозь помехи голос Альбера. — До аэродрома не долетим.
— Хорошо, что русские нам не могут приказывать, — сказал Майэ. — Мы ведь по-русски не понимаем.
На самом деле на аэродроме их не слышали. Переводчик вместе с командованием ждал, пока летчики появятся в эфире.
— Я тебе по-французски говорю, — сказал Альбер.
— А я тебе отвечу: пока держимся в воздухе — будем прикрывать.
— Неосторожно воюешь, Ив, — ответил на это Альбер. Но ни малейшей попытки выйти из боя не сделал.
Они сопровождали бомбардировщиков, сколько могли.
Горючее было почти на нуле.
— Садимся, пока не упали! — крикнул Альбер. — Все, Ив, хватит, садимся!
Майэ направил самолет на поле. До аэродрома оставалось еще несколько десятков километров. Но территория была уже «наша».
«Як-1» не подвел. С полностью выработанными бензобаками французские летчики посадили самолеты в чистом поле.
Был вечер, после бомбежки вдруг стало очень тихо.
— А ты заметил, что здесь никогда не бывает по-настоящему тепло? — обратился Майэ к своему товарищу. — Вроде бы, весна, лето, но по вечерам все равно откуда-то из-под земли тянет ледяной стужей...
Середина мая 1943 года
— Захаров здесь! — Известие мгновенно облетело весь аэродром.
— Ну что, — обратился генерал к майору Тюляну, подошедшему к нему с рапортом. — Время выполнить обещанное. Хотите полетать на моей «Стрелке»?
Тюлян просиял так откровенно и по-детски, что Захаров в ответ не выдержал — засмеялся.
— Товарищ подполковник Голубов поступает в ваше распоряжение, — сказал Захаров. — Объяснит и покажет. Потом расскажете товарищам, как вам понравился самолет.
Через полчаса после этого разговора Тюлян уже был в воздухе. Самолет «Ла-5» в его руках демонстрировал чудеса: резко набрал высоту и на двух тысячах метрах сделал поворот и понесся вниз.
В последний миг, когда уже казалось, что машина сейчас врежется в землю, последовало выравнивание, и истребитель со страшным ревом пронесся над взлетно-посадочной полосой.
— Ого, — сказал подполковник Голубов, а стоявшие рядом «нормандцы» дружно расхохотались.
Под конец Тюлян прошел над аэродромом «на спине» — в перевернутом полете. Все, сел.
Кругом стояли молча. Наконец из кабины показался летчик. Никогда еще «нормандцы» не видели, чтобы майор так светился. Неприкрытый, чистый восторг сиял в его глазах.
Французские летчики окружили его.
— Как? — слышалось со всех сторон. — Ну что? Лучше или хуже?
Тюлян ответил не сразу. Обдумывал ответ. Он понимал, что в какой-то мере перестарался, и сейчас неосторожное слово может вызвать целый шквал эмоций.
— Сами видели, — сказал он наконец, — самолет что надо. Но «Як» тоже хорош. Мы на «Яках» уже летаем. «Як» справляется с «Фокке-Вульфом», и мы в этом уже убедились.
— Ну так лучше или хуже? — повторяли вокруг.
— «Як» проще, — сказал Тюлян. — Пополнение освоит его быстрее. Остаемся на «Яках». Исправлять хорошее — только портить.
Он переглянулся с генералом Захаровым. Тот кивнул.
— Ну вот, попробовали и сделали, так сказать, руководящие выводы, — проговорил он. — Я тоже считаю, что пересаживаться сейчас на другие самолеты не стоит. Предстоит крупная операция по ликвидации большого скопления вражеских самолетов на брянском и спас-деменском аэродромах. Будем летать глубоко в тыл, бомбить. Я слышал, кое-кто уже побывал в переделке и сумел дотянуть на «Яке» до нашей территории. Чего еще нужно?..