Двуглавый «крейсер»

Zen_WoT: Двуглавый «крейсер»

5 ноября 1937 года, Харьков
Общее собрание партактива Харьковского Паровозостроительного завода проходило довольно сдержанно.
Собравшиеся старались не смотреть на пустующие места, где обычно сидели самые шумные, самые инициативные члены партии — квалифицированные инженеры.
Кто мог подумать, что среди них окажутся враги народа?
С другой стороны — но об этом вслух не заговаривали, — возможно, произошла ошибка. Чудовищная ошибка. Но партия и органы разберутся, и скоро все опять наладится.
Однако, так или иначе, докладчик сумел затронуть за живое.
Говорилось об Испании. О том, как советские танки на испанской земле бьются за свободу братского народа. И о том, что, учитывая испанский опыт, Автобронетанковое управление пришло к выводу о необходимости создания нового тяжелого танка прорыва на базе Т-35.
— Это будет удивительная машина, товарищи, — голос докладчика звенел. Смотреть в листки, на которых было отпечатано проектное задание от АБТУ, не требовалось: эти цифры и буквы запечатлелись в памяти, точно выжженные огнем. — Сухопутный крейсер! Дредноут! Общая масса, как предполагается, должна доходить до шестидесяти тонн, броня — от семидесяти пяти до сорока пяти миллиметров. Громадина, способная сокрушить самую мощную линию обороны.
— Здоровенная махина, — подал голос кто-то из задних рядов.
— Главное, товарищи, — повысил голос докладчик, — предусмотрены целых три башни. Одна пушка — семидесятишестимиллиметровая, две — сорокапятимиллиметровые, плюс еще два пулемета ДК и шесть — ДТ.
— А как оно ездить-то будет? — снова спросили из задних рядов.
Докладчик с досадой посмотрел на пустующие места в зале. Те, о ком сегодня не стоит вспоминать, задавали бы другие вопросы. Но и этот вопрос, в общем, не праздный.
— Предполагается, как уже указывалось, — докладчик сжал в кулаке листки, лоб его покрылся капельками пота, — использовать трансмиссию и ходовую часть от Т-35.
— А сдюжим?
— Пока, товарищи, займемся эскизной проработкой. Когда настанет время — партия нам поможет.
19 апреля 1938 года, Ленинград
...И партия помогла харьковским товарищам: подключила к разработке нового трехбашенного танка Ленинградский Кировский завод.
Ведущий инженер проекта Ермолаев немало времени потратил на изучение эскизов, а затем на телефонные разговоры с Харьковом.
Приехал специалист, началась доработка.
Харьковчанин немного нервничал, но ленинградцы полностью оправдали свою общесоюзную репутацию людей интеллигентных и гостеприимных, и скоро коллега оттаял.
— Конечно, — вздыхал он, — у вас и производственная база помощнее, да и опыт серийного производства танков уже имеется.
— Мы производили Т-28, а тут — совсем новая машина, — объяснял Ермолаев. — Да и мощностей наших пока маловато, мы другими делами заняты. Вот когда будут договоры на изготовление нового танка — тогда пожалуйста...
10 октября 1938 года, Ленинград
Помощника начальника АБТУ военного инженера 1-го ранга Коробкова, возглавлявшего комиссию, на заводе приняли радушно.
— Мы решили назвать наш танк «СМК» — «Сергей Миронович Киров», — объяснил Ермолаев. — Как только было принято Постановление Комитета Обороны СНК СССР от 7 августа, работа наша из раздела теоретического мгновенно перешла, так сказать, в раздел практический.
— Времени, товарищи, мало, — озабоченным тоном сказал Коробков. — Партия и товарищ Сталин ждут первые танки СМК уже к 1 мая 1939 года. Справитесь?
— Идемте, покажем на месте.
Чертежи были прикреплены к большим деревянным стендам прямо поверх наглядной агитации. Над краем белого листа виднелись верхушки красных букв, и можно было угадать слово «КОММУНИЗМ».
— Макет в натуральную величину выполнен из дерева, — Ермолаев перевел Коробкова в большой заводской цех с асфальтированным полом. — Здесь сразу нужно указать, что имеют место некоторые отклонения от заданных тактико-технических требований.
Коробков нахмурился.
— Говорите, товарищи.
— В частности, вместо подвески по типу Т-35 со спиральными пружинами мы использовали торсионные валы, — «покаялся» инженер. — Но это оправдано нашими производственными возможностями.
После долгого осмотра и обеда в заводской столовой комиссия дала «добро».
— Ваши коллеги на заводе номер 185 — имени Кирова — могут вас и обогнать, — проговорил под конец Коробков. — Мы теперь туда направляемся. Их «изделие 100» создается по тому же типу, что и ваш СМК. Но конкуренции нет, товарищи, — он засмеялся, — мы не в капиталистическом мире. Если завтра война, если завтра в поход — в бой пойдут оба танка, не сомневайтесь.
9 декабря 1938 года, Москва, Кремль
Сталин выслушивал докладчиков по обыкновению молча.
На совместном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) и Комитета Обороны речь шла об испанском опыте и о новых танках прорыва.
Коробков развернул чертежи, указал на достоинства обоих танков, на их особенности и вероятное боевое применение.
— Как, вы сказали, они называются? — вдруг перебил Сталин.
—  Т-100 и СМК, товарищ Сталин.
— Неплохо, — одобрил вождь. — Коротко и ясно. Но вот только, — он вынул изо рта трубку и выпустил колечко, — не пойму, зачем три башни? Это ведь как-то неудобно, что три башни?
— Для лучшего радиуса обстрела, товарищ Сталин, — сказал Коробков.
— Для лучшего обстрела пусть лучше вращаются башни, — распорядился Сталин. — Слишком тяжелая машина получается — трехголовая. Давайте сократим число башен до двух?
Он взял лист с чертежом и написал короткую резолюцию.
20 сентября 1939 года, полигон Кубинка, Подмосковье
Рев моторов распугал птиц. Ясное небо сияло над СССР.
Из глубины леса одна за другой выезжали машины, возле дощатой трибуны останавливались. Нарком машиностроения Малышев, приехавший один из первых, заметно волновался.
— Большой день, — обратился маршал Ворошилов к начальнику АБТУ Павлову, Герою Советского Союза, герою боев в Испании.
Павлов молча кивнул, улыбнулся скупо.
Испания доказала преимущество новой техники, важность ее применения в боевых условиях. Но каждый год приносил что-то новое, заставлял изменять, утяжелять, усовершенствовать машины.
Сегодня должен был пройти правительственный показ серийных и опытных танков. Конечно, войну — когда она начнется, — выиграют танки серийные. Но опытные не менее важны, они могут показать направление поиска.
— А там что? — Ворошилов смотрел на большие двубашенные танки.
Да, машины медлительные, но какая в них сила! СМК утюжит насыпи, играючи берет эскарп…
В следующей войне, думает Павлов, эти танки покажут себя.
1 декабря 1940 года, Ленинград
— Товарищи, — старший лейтенант Петин выглядел очень серьезным, — Москва дала «добро», и мы не можем подвести. Наши танки отправляются на фронт, навстречу коварному врагу. Именно нам выпало проверить их в боевых условиях.
Несколько рабочих были специально отобраны для этих испытаний. За короткий срок они научились водить машины, стрелять из пушки и пулемета. И вот теперь экипаж СМК отправляется в снега на финскую границу.
Кроме старшего лейтенанта Петина, сержанта Могильченко и двух красноармейцев, в состав экипажа вошли трое рабочих Кировского завода: механик-водитель Игнатьев, моторист Куницын и трансмиссионщик Токарев.
— Сами строили, — засмеялся Игнатьев, — сами и в бой поведем. Так сказать, полный контроль качества!
17 декабря 1939 года, район Хотинен
Рота тяжелых танков под командованием капитана Колотушкина вступила в бой.
Она состояла из «сухопутных крейсеров»: СМК, Т-100 и КВ — опытный танк, носивший имя Клима Ворошилова.
СМК возглавил танковую колонну. Скучный белый финский снег лежал по обочинам, из снега торчали хилые палки — деревца.
Впереди что-то темнело... Вроде, ящики какие-то. Финны бросили? Танк тяжко проехался по этому незначительному препятствию.
Прогремел взрыв.
— Черти! — закричал водитель. — Фугас замаскировали! Под доски сунули!..
— Что там, Игнатьев? — спросил старший лейтенант.
— Да черт его знает, кажется, гусеницу повредило и ленивец... Застряли мы тут, товарищ старший лейтенант!
— Починить можно?
— Для того мы и рабочие Кировского завода, — был ответ.
Два других тяжелых танка остановились рядом, прикрывая подбитого товарища. Осторожно выбрались трое, спрыгнули на снег. Устраивать ловушки и засады — на это финны мастера. Хорошо бы под снайперскую пулю еще не попасть.
— Холодно!..
Дышали на руки, грелись по очереди. Тяжелые танки стояли — ждали. Время шло, зимний день короток — начало темнеть.
— Не получается, товарищ старший лейтенант! — доложил наконец Токарев. — Не починить на месте.
— Пока остановимся, завтра продолжим, — распорядился Петин.
19 декабря 1939 года, Хотиненский укрепрайон
СМК снова был на ходу.
Старший лейтенант Петин коротко обрисовал задачу: поддержать наши части, которые прорвались в глубь финских укреплений.
Бок о бок с СМК шла «сотка» — другой экспериментальный танк, в состав которого также были включены рабочие с изготовившего танк завода номер 185.
Тяжелые «крейсеры» поддерживали пять Т-28.
Казалось, земля сама ложится под гусеницы неудержимых махин. Все глубже уходили в оборону противника танки прорыва...
И снова взрыв, на сей раз прямо под СМК, который шел впереди.
И снова «сотка» остановилась рядом, прикрывая товарища.
— Будем чинить! — решили рабочие.
Ледяной ветер кусал руки, металл обжигал, как огонь, когда случайно доводилось коснуться его рукой без перчатки. Наконец удалось соединить разбитые гусеницы.
— Игнатьев, заводи! — приказал сержант Могильченко.
Мотор заглох.
— Что, никак?
— Пробую, товарищ лейтенант!.. Не заводится.
— Давай буксир, — предложил командир Т-100 лейтенант Астахов.
Но тут против танкистов выступил гололед: гусеницы «сотки» пробуксовывали. Мотор ревел так, словно пытался пробуравить небо, однако танки не сдвинулись с места.
— Отставить, — устало сказал Астахов. — Будем драться, сколько можем, на месте, с неподвижной огневой точки.
...Бой длился пять часов.
— Все, боезапас кончился, товарищ старший лейтенант! — доложил сержант Могильченко. — Будем к соседям перебираться?
Он первым выскочил из танка и упал, заливаясь кровью.
За ним осторожно сунулся Игнатьев. Старший лейтенант заметил, что у водителя кровь течет по щеке, но на вопрос о ранении Игнатьев только отмахнулся: ерунда.
Один за другим перебирались с подбитого СМК на Т-100 члены экипажа. Один из пяти Т-28 прикрывал этот переход.
— Тесно, как... в консервной банке, — прошептал моторист Куницын.
— Смотри ты, привередничает! — засмеялся артиллерист «сотки» Артамонов. — Располагайся, как получится, тут хоромов обещать не можем.
Могильченко лежал тихо. Петин прислушивался — дышит ли еще сержант, но слышно было плохо. Только слабое пожатие руки говорило о том, что Могильченко жив.
Возвращение «сотки» в расположение Двадцатой танковой бригады было встречено общей радостью и поздравлениями.
9 марта 1940 года, станция Перк-Ярви
— Вот зверь-машина! — дивились механики.
Поврежденный СМК тащили шесть танков Т-28. На станции предстояло разобрать его и отправить на Кировский завод — для ремонта.
Начальник АБТУ Дмитрий Григорьевич Павлов был в ярости.
Потерять секретную боевую машину! Хуже того — бросить ее там, где до нее, уж конечно же, доберутся злокозненные финны!..
— Спасти танк! Любой ценой! — распорядился Павлов.
В конце тридцать девятого этот приказ попытались выполнить аж две роты под командованием капитана Никуленко. Два орудия, семь танков Т-28...
Им действительно удалось прорваться за финские надолбы, но тут советских солдат встретил сильный огонь противника. Сорок семь человек погибли прежде, чем Никуленко принял решение отступить.
Павлов бушевал еще какое-то время, но пришлось ждать еще два месяца прежде, чем выпала возможность хотя бы добраться до танка и осмотреть его.
И вот теперь поврежденный СМК разбирают. Еще есть надежда. Он еще может быть отремонтирован, и тогда...
...Но надвигалась Великая война. Павлов — он об этом, конечно, еще не догадывался, — будет расстрелян через месяц после ее начала, а злополучный двухголовый «крейсер», пролежав на задворках Кировского завода до пятидесятых годов, так и не дождался своего «звездного часа».
Читать рассказ на портале.