Родная Эмча
Дата: 22.12.2012 15:01:02
Remarque: Родная Эмча
5 сентября 1941 года, Вашингтон
Комитет вооружений Конгресса США остался удовлетворен новым танком.
Машину обозначали просто — «средний танк М4»: со сварным корпусом — М4 и всё, а с литым — М4А1.
Все эти тонкости поглотило общеармейское наименование — «Генерал Шерман», которое англичане сократили просто до «Шермана», а русские низвели до «шарманки» — впрочем, ненадолго: чем-чем, а «шарманкой» эта машина не являлась...
17 ноября 1942 года, Северо-Кавказский фронт, расположение 5-й гвардейской танковой бригады
— Товарищ командир, «американцев» привезли!
Новую технику ждали. Говорили, американцы учли русский климат и другие трудности. Особенно же — насчет топлива.
С предыдущим танком, М3, имелась сложность: у него бензиновый мотор и работать он мог только на импортном высокооктановом бензине. Неудобно.
Американские товарищи пожелание союзников учли: установленные на танке двигатели надежно работали на советском дизельном топливе и дизельном масле.
Да и вообще машина как-то сразу располагала к себе.
Главное — она оказалась тихая!
— Идет как царевна-лебедь, — высказался поэтически настроенный рядовой Синицын.
— Ага, только вот пехоту на эту царевну не посадишь, — осадил его сержант Ковалев. — Ни тебе поручней, ни скоб. Сыпаться будут с машины, как яблоки.
— Интересно, а сами-то американцы как пехоту возят? — задумался Синицын.
— В особых грузовиках возят, — сказал сержант. — Вслед за танками.
— Что, и в атаку на грузовиках бегут? — фыркнул Синицын.
— Ты лучше в машину вникай, потому что нам на ней воевать, — ответил Ковалев, — а что там у американцев делается, — к счастью, не нашего ума дело.
Попробовать новую машину хотелось всем. С первого же раза становилось очевидно, что танк быстроходный и маневренный.
— Не, тут все равно какая-нибудь загвоздка найдется, — утверждал скептически настроенный сержант. — Не бывает так, чтобы танк был весь идеальный. Если ты не видишь недостатков, это еще не значит, что их нет.
В документах «Шерман» значился как «М4А2», и это «эм-четыре» быстро превратилось в «эмча», вроде как — ласковое наименование.
Эмча вызывала особую нежность вооружением: 75-миллиметровая пушка, два пулемета «Браунинг», дымовой гранатомет, зенитный крупнокалиберный пулемет.
И, товарищи, радиостанция. Это вообще чудеса современной техники.
Внутри танка обнаружился настоящий «отель»: сиденья кожей обтянуты, ручки никелированные.
Один недостаток все-таки нашли сразу: в отличие от Т-34, который умел крутиться на месте, «Шерман» разворачивался только по кругу, как автомобиль.
— Это мы переживем, — сказал командир. — Броня бы не подвела.
...И вот в чем прав оказался скептик-сержант Ковалев, так это в том, что у «Шермана» имеются недостатки, и как раз по части защиты.
Слабым местом танка оказалась его броня. Толщина у нее большая, до шестидесяти миллиметров, но... Сама броня оказалась недоброкачественной. «Юнкерс» ее пробивает из пушки, бывает, даже при обстреле осколочными боеприпасами скалывается.
До американской стороны жалобы на дефекты брони дошли весной сорок третьего. Отгрузка М4А2 в СССР приостановилась — союзники честно исправляли дефект...
2 января 1943 года, Мурманск
В незамерзающем порту Мурманск разгружали корабли, пришедшие из-за океана.
Американцы продолжали поставлять в Советский Союз свои танки.
— Вишь, как запаковали, — восхищались механики. — Новогодний подарок.
— Будет из этого «подарка» немцам подарок, — отвечал другой.
Распаковать каждый из «Шерманов» оказалось делом весьма хитрым и заняло несколько дней.
Все танки были тщательно оклеены плотной темной бумагой, пропитанной влагостойким составом. Свободным оставался только люк механика-водителя — здесь оклейку содрали еще в порту, чтобы отвести танк от порта до станции погрузки.
Внутри танка — где «отель», — не было ни капли влаги, хотя до того машина шла морем.
Труднее всего приходилось при расконсервации пушки и спаренного с ней пулемета: орудия были обильно покрыты густой смазкой, а с дульной и казенной части залиты пушечным салом. Поди отковыряй такую «пробочку» в тридцать сантиметров толщиной.
— Да, основательный народ эти американцы.
27 октября 1943 года, лес под Наро-Фоминском
Танковая бригада знакомилась с новыми американскими танками — «Шерманами». Плакатов и инструкций еще не издали, учились на «живой машине», для чего разрешено было одну «эмчу» разобрать и поглядеть, что там «у ней внутрях», как выразился механик Федотов.
Дней десять так копались, исследуя механизмы незнакомого танка, а потом все тщательно собрали обратно.
Занимались стрельбами, тактическими учениями в поле...
И тут пришел приказ: срочно грузиться, срочно ехать!
Бригаду отправляли на фронт — под Киев.
20 ноября 1943 года, район города Фастов, 1-й Украинский фронт
Поезд остановился в чистом поле.
Украина.
Командир танковой бригады подполковник Николай Чернушевич объявил:
— Товарищи! Получен приказ из штаба: немедленно разгрузиться и, совершив марш, занять оборону севернее города Фастов.
— Как будем разгружаться, товарищ подполковник? — раздались голоса. — Тут и разгрузочной площадки-то нет!
— А как танк разворачивать? «Шерману» чтобы повернуться — много места надо, это ж не «тридцатьчетверка».
— Товарищи, решаем по обстановке. Передовая требует срочного ввода свежих резервов...
Командир первого батальона капитан Николай Маслюков сказал:
— Есть у меня механик-регулировщик старшина Григорий Нестеров. Говорит, знает, как в такой ситуации разгружать танки. Готов показать, как «прыгать с платформы».
— Выхода нет, давайте.
Хвостовую платформу откатили на несколько метров назад и открыли борта. Заработал мотор. «Эмча» двинулась вперед, остановилась... Казалось, бронированная громадина вот-вот сорвется вниз. Тормоза сработали надежно. Опять водитель подал машину вперед и назад — угол к платформе все больше увеличивался.
Через полчаса таких маневров «Шерман» стал поперек платформы. Медленно поехал вперед. На миг завис носом в воздухе, «клюнул»...
Оглушительный треск: сломались доски настила. Заскрежетали металлические борта платформы, гусеницы ударились о землю. В стороны брызнули щебенка железнодорожной насыпи, комья земли...
Торжествующе взревел мотор. «Шерман» выкатился на ровную площадку и остановился.
Механик выглянул из люка — лицо красное, залито потом.
— Готово, — доложил он.
Гусеницы целы. Платформа, правда, вдребезги.
— Все видели, товарищи? — обратился к танкистам подполковник Чернушевич. — Все, совещание с демонстрацией закончены. Прыгаем.
Эшелон рассыпался по перегону — для каждого танка подыскивали удобные площадки. Только и слышно было, как трещат доски, звенит металл, ревут двигатели. То и дело раздавались громкие вопли, то радостные, то огорченные, в зависимости от результата:
— Есть!
Или:
— Завалился!
Две машины опрокинулись и лежали на боку. К ним подошли более «удачливые» танки, зацепили «лежебок» буксирными тросами, поставили на гусеницы.
— Ну что, товарищи, поломок вроде бы нет, — доложил заместитель командира батальона по технической части старший лейтенант Александр Дубицкий. — Механизмы наших «Шерманов» выдержали проверку резким динамическим ударом. Так что молодцы американские товарищи.
Танки двинулись по степи навстречу фронту.
Изуродованные платформы остались стоять на путях. После экстренной «цирковой» разгрузки танков они годились только на металлолом.
13 марта 1944 года, 3-й Украинский фронт, район села Явкино
— Товарищ гвардии младший лейтенант, гусеничную цепь разорвало, — доложил механик-водитель старший сержант Иван Володин.
«Эмча» остановилась.
Делать нечего — ремонтировать придется.
— Так самолеты же, товарищ гвардии младший лейтенант! — сказал со вздохом Володин.
— Самолеты — не самолеты, в танке не отсидимся, — отрезал Сивков. — Чинить надо и снова в бой.
«Юнкерсы» заметили подбитый танк. «Шерман» — машина высокая, мишень заметная. Пролетая низко над «Эмчой», немецкие самолеты стреляли по советским танкистам.
— Вот ведь гад, высунуться не дает! — сердился механик-водитель. — Ну, пусть себе, а я свое дело сделаю.
«Юнкерс» вернулся, когда Володин уже заканчивал ремонт.
— Иван, летит! — крикнул сержант Калиниченко, наводчик орудия.
— Погоди, сейчас, — отвечал Володин.
— «Юнкерс» ждать не будет...
Поздно: Володин упал, прошитый очередью. Калиниченко выскочил, чтобы оттащить его, и последняя пуля пришлась ему в грудь.
Уже почти совсем стемнело. «Юнкерсы» улетели.
— Хорош немец тем, что бомбит и стреляет точно по расписанию, — сказал командир танка. — Что делать будем, товарищ Крестьянинов?
Рядовой Крестьянинов сжал губы.
— Отомстим за наших товарищей.
— Как сражаться, экипаж — всего нас двое... — Сивков вздохнул. — Ладно, вот что. Ты, Петр, давай за механика-водителя. Я в башню. В степи застревать негоже, утром вернутся «Юнкерсы» — и останется от «Эмчи» мокрое место.
— Куда прорываться будем? — спросил Крестьянинов.
— Дуй на юг, — приказал командир. — Догоним наших. Они должны быть в районе села Явкино.
Явкино возникло в темноте украинской ночи. «Шерман» остановился. Младший лейтенант Сивков откинул люк, прислушался... немецкая речь.
— Немцы в себе! — сказал он своему водителю.
— Что делать будем, товарищ младший лейтенант?
— Что-что!.. — передразнил Сивков. — Прорываться к нашим. У тебя другие предложения? Давай, гони!
«Шерман» ворвался в село. Сивков открыл ураганный огонь из всех видов оружия. Обезумевшая громадина металась по улицам села, паля во все стороны.
— Russische Panzer!
Казалось, в селе не один, а десяток танков.
— Ага, не нравится? — ворчал Сивков.
...И тут в темноте «Эмча» свалилась в ров.
Некоторое время было тихо. Затем возле танка послышалась механически-правильная русская речь:
— Русский танкист. Сдавайся плен.
— Комсомольцы не сдаются! — заорал Сивков и бросил наугад в темноту связку гранат.
— Прибили кого, товарищ младший лейтенант? — спросил Крестьянинов спустя некоторое время.
— В темноте плохо вижу... — ответил командир. — Лежат, вроде, какие-то... Человек пять, может, семь.
— Хорошо вы их приложили, товарищ младший лейтенант, — вздохнул Крестьянинов.
Немцы скоро вернулись с твердым намерением захватить танк.
Боеприпасы заканчивались. Работала только зенитная установка. Сивков снова открыл огонь.
— Слушай, Петр, — хрипло крикнул он, — сейчас все кончится. Стрелять больше нечем. Не хочу бросать танк.
— Не, «Эмчу» оставлять — гиблое дело, — поддержал Крестьянинов. — Помрем, а не сдадимся, товарищ младший лейтенант!
По его лицу потекли слезы.
Сивков яростно записал в блокноте: «Мы оставшиеся двое в танке номер 17 решили лучше умереть в родном танке, чем бросать его! В плен сдаваться не будем. В последнюю минуту жизнь взорвем гранатами танк, чтобы врагу не попал».
Блокнот он положил в планшет, защелкнул застежку.
Снаружи снова началась стрельба.
— Пора.
Сильный взрыв сотряс «Эмчу»…
А предсмертное письмо гвардии младшего лейтенанта Сивкова было найдено.
Командир танка Сивков и радист Крестьянинов посмертно стали Героями Советского Союза.
Погибли, но не оставили «родную Эмчу»...
...Этот танк был с советскими танкистами до самого конца войны.
И после войны служил людям: башни снимали, машину переделывали в тягач. Последний из них был списан в 1996 году.
Читать рассказ на портале
5 сентября 1941 года, Вашингтон
Комитет вооружений Конгресса США остался удовлетворен новым танком.
Машину обозначали просто — «средний танк М4»: со сварным корпусом — М4 и всё, а с литым — М4А1.
Все эти тонкости поглотило общеармейское наименование — «Генерал Шерман», которое англичане сократили просто до «Шермана», а русские низвели до «шарманки» — впрочем, ненадолго: чем-чем, а «шарманкой» эта машина не являлась...
17 ноября 1942 года, Северо-Кавказский фронт, расположение 5-й гвардейской танковой бригады
— Товарищ командир, «американцев» привезли!
Новую технику ждали. Говорили, американцы учли русский климат и другие трудности. Особенно же — насчет топлива.
С предыдущим танком, М3, имелась сложность: у него бензиновый мотор и работать он мог только на импортном высокооктановом бензине. Неудобно.
Американские товарищи пожелание союзников учли: установленные на танке двигатели надежно работали на советском дизельном топливе и дизельном масле.
Да и вообще машина как-то сразу располагала к себе.
Главное — она оказалась тихая!
— Идет как царевна-лебедь, — высказался поэтически настроенный рядовой Синицын.
— Ага, только вот пехоту на эту царевну не посадишь, — осадил его сержант Ковалев. — Ни тебе поручней, ни скоб. Сыпаться будут с машины, как яблоки.
— Интересно, а сами-то американцы как пехоту возят? — задумался Синицын.
— В особых грузовиках возят, — сказал сержант. — Вслед за танками.
— Что, и в атаку на грузовиках бегут? — фыркнул Синицын.
— Ты лучше в машину вникай, потому что нам на ней воевать, — ответил Ковалев, — а что там у американцев делается, — к счастью, не нашего ума дело.
Попробовать новую машину хотелось всем. С первого же раза становилось очевидно, что танк быстроходный и маневренный.
— Не, тут все равно какая-нибудь загвоздка найдется, — утверждал скептически настроенный сержант. — Не бывает так, чтобы танк был весь идеальный. Если ты не видишь недостатков, это еще не значит, что их нет.
В документах «Шерман» значился как «М4А2», и это «эм-четыре» быстро превратилось в «эмча», вроде как — ласковое наименование.
Эмча вызывала особую нежность вооружением: 75-миллиметровая пушка, два пулемета «Браунинг», дымовой гранатомет, зенитный крупнокалиберный пулемет.
И, товарищи, радиостанция. Это вообще чудеса современной техники.
Внутри танка обнаружился настоящий «отель»: сиденья кожей обтянуты, ручки никелированные.
Один недостаток все-таки нашли сразу: в отличие от Т-34, который умел крутиться на месте, «Шерман» разворачивался только по кругу, как автомобиль.
— Это мы переживем, — сказал командир. — Броня бы не подвела.
...И вот в чем прав оказался скептик-сержант Ковалев, так это в том, что у «Шермана» имеются недостатки, и как раз по части защиты.
Слабым местом танка оказалась его броня. Толщина у нее большая, до шестидесяти миллиметров, но... Сама броня оказалась недоброкачественной. «Юнкерс» ее пробивает из пушки, бывает, даже при обстреле осколочными боеприпасами скалывается.
До американской стороны жалобы на дефекты брони дошли весной сорок третьего. Отгрузка М4А2 в СССР приостановилась — союзники честно исправляли дефект...
2 января 1943 года, Мурманск
В незамерзающем порту Мурманск разгружали корабли, пришедшие из-за океана.
Американцы продолжали поставлять в Советский Союз свои танки.
— Вишь, как запаковали, — восхищались механики. — Новогодний подарок.
— Будет из этого «подарка» немцам подарок, — отвечал другой.
Распаковать каждый из «Шерманов» оказалось делом весьма хитрым и заняло несколько дней.
Все танки были тщательно оклеены плотной темной бумагой, пропитанной влагостойким составом. Свободным оставался только люк механика-водителя — здесь оклейку содрали еще в порту, чтобы отвести танк от порта до станции погрузки.
Внутри танка — где «отель», — не было ни капли влаги, хотя до того машина шла морем.
Труднее всего приходилось при расконсервации пушки и спаренного с ней пулемета: орудия были обильно покрыты густой смазкой, а с дульной и казенной части залиты пушечным салом. Поди отковыряй такую «пробочку» в тридцать сантиметров толщиной.
— Да, основательный народ эти американцы.
27 октября 1943 года, лес под Наро-Фоминском
Танковая бригада знакомилась с новыми американскими танками — «Шерманами». Плакатов и инструкций еще не издали, учились на «живой машине», для чего разрешено было одну «эмчу» разобрать и поглядеть, что там «у ней внутрях», как выразился механик Федотов.
Дней десять так копались, исследуя механизмы незнакомого танка, а потом все тщательно собрали обратно.
Занимались стрельбами, тактическими учениями в поле...
И тут пришел приказ: срочно грузиться, срочно ехать!
Бригаду отправляли на фронт — под Киев.
20 ноября 1943 года, район города Фастов, 1-й Украинский фронт
Поезд остановился в чистом поле.
Украина.
Командир танковой бригады подполковник Николай Чернушевич объявил:
— Товарищи! Получен приказ из штаба: немедленно разгрузиться и, совершив марш, занять оборону севернее города Фастов.
— Как будем разгружаться, товарищ подполковник? — раздались голоса. — Тут и разгрузочной площадки-то нет!
— А как танк разворачивать? «Шерману» чтобы повернуться — много места надо, это ж не «тридцатьчетверка».
— Товарищи, решаем по обстановке. Передовая требует срочного ввода свежих резервов...
Командир первого батальона капитан Николай Маслюков сказал:
— Есть у меня механик-регулировщик старшина Григорий Нестеров. Говорит, знает, как в такой ситуации разгружать танки. Готов показать, как «прыгать с платформы».
— Выхода нет, давайте.
Хвостовую платформу откатили на несколько метров назад и открыли борта. Заработал мотор. «Эмча» двинулась вперед, остановилась... Казалось, бронированная громадина вот-вот сорвется вниз. Тормоза сработали надежно. Опять водитель подал машину вперед и назад — угол к платформе все больше увеличивался.
Через полчаса таких маневров «Шерман» стал поперек платформы. Медленно поехал вперед. На миг завис носом в воздухе, «клюнул»...
Оглушительный треск: сломались доски настила. Заскрежетали металлические борта платформы, гусеницы ударились о землю. В стороны брызнули щебенка железнодорожной насыпи, комья земли...
Торжествующе взревел мотор. «Шерман» выкатился на ровную площадку и остановился.
Механик выглянул из люка — лицо красное, залито потом.
— Готово, — доложил он.
Гусеницы целы. Платформа, правда, вдребезги.
— Все видели, товарищи? — обратился к танкистам подполковник Чернушевич. — Все, совещание с демонстрацией закончены. Прыгаем.
Эшелон рассыпался по перегону — для каждого танка подыскивали удобные площадки. Только и слышно было, как трещат доски, звенит металл, ревут двигатели. То и дело раздавались громкие вопли, то радостные, то огорченные, в зависимости от результата:
— Есть!
Или:
— Завалился!
Две машины опрокинулись и лежали на боку. К ним подошли более «удачливые» танки, зацепили «лежебок» буксирными тросами, поставили на гусеницы.
— Ну что, товарищи, поломок вроде бы нет, — доложил заместитель командира батальона по технической части старший лейтенант Александр Дубицкий. — Механизмы наших «Шерманов» выдержали проверку резким динамическим ударом. Так что молодцы американские товарищи.
Танки двинулись по степи навстречу фронту.
Изуродованные платформы остались стоять на путях. После экстренной «цирковой» разгрузки танков они годились только на металлолом.
13 марта 1944 года, 3-й Украинский фронт, район села Явкино
— Товарищ гвардии младший лейтенант, гусеничную цепь разорвало, — доложил механик-водитель старший сержант Иван Володин.
«Эмча» остановилась.
Делать нечего — ремонтировать придется.
— Так самолеты же, товарищ гвардии младший лейтенант! — сказал со вздохом Володин.
— Самолеты — не самолеты, в танке не отсидимся, — отрезал Сивков. — Чинить надо и снова в бой.
«Юнкерсы» заметили подбитый танк. «Шерман» — машина высокая, мишень заметная. Пролетая низко над «Эмчой», немецкие самолеты стреляли по советским танкистам.
— Вот ведь гад, высунуться не дает! — сердился механик-водитель. — Ну, пусть себе, а я свое дело сделаю.
«Юнкерс» вернулся, когда Володин уже заканчивал ремонт.
— Иван, летит! — крикнул сержант Калиниченко, наводчик орудия.
— Погоди, сейчас, — отвечал Володин.
— «Юнкерс» ждать не будет...
Поздно: Володин упал, прошитый очередью. Калиниченко выскочил, чтобы оттащить его, и последняя пуля пришлась ему в грудь.
Уже почти совсем стемнело. «Юнкерсы» улетели.
— Хорош немец тем, что бомбит и стреляет точно по расписанию, — сказал командир танка. — Что делать будем, товарищ Крестьянинов?
Рядовой Крестьянинов сжал губы.
— Отомстим за наших товарищей.
— Как сражаться, экипаж — всего нас двое... — Сивков вздохнул. — Ладно, вот что. Ты, Петр, давай за механика-водителя. Я в башню. В степи застревать негоже, утром вернутся «Юнкерсы» — и останется от «Эмчи» мокрое место.
— Куда прорываться будем? — спросил Крестьянинов.
— Дуй на юг, — приказал командир. — Догоним наших. Они должны быть в районе села Явкино.
Явкино возникло в темноте украинской ночи. «Шерман» остановился. Младший лейтенант Сивков откинул люк, прислушался... немецкая речь.
— Немцы в себе! — сказал он своему водителю.
— Что делать будем, товарищ младший лейтенант?
— Что-что!.. — передразнил Сивков. — Прорываться к нашим. У тебя другие предложения? Давай, гони!
«Шерман» ворвался в село. Сивков открыл ураганный огонь из всех видов оружия. Обезумевшая громадина металась по улицам села, паля во все стороны.
— Russische Panzer!
Казалось, в селе не один, а десяток танков.
— Ага, не нравится? — ворчал Сивков.
...И тут в темноте «Эмча» свалилась в ров.
Некоторое время было тихо. Затем возле танка послышалась механически-правильная русская речь:
— Русский танкист. Сдавайся плен.
— Комсомольцы не сдаются! — заорал Сивков и бросил наугад в темноту связку гранат.
— Прибили кого, товарищ младший лейтенант? — спросил Крестьянинов спустя некоторое время.
— В темноте плохо вижу... — ответил командир. — Лежат, вроде, какие-то... Человек пять, может, семь.
— Хорошо вы их приложили, товарищ младший лейтенант, — вздохнул Крестьянинов.
Немцы скоро вернулись с твердым намерением захватить танк.
Боеприпасы заканчивались. Работала только зенитная установка. Сивков снова открыл огонь.
— Слушай, Петр, — хрипло крикнул он, — сейчас все кончится. Стрелять больше нечем. Не хочу бросать танк.
— Не, «Эмчу» оставлять — гиблое дело, — поддержал Крестьянинов. — Помрем, а не сдадимся, товарищ младший лейтенант!
По его лицу потекли слезы.
Сивков яростно записал в блокноте: «Мы оставшиеся двое в танке номер 17 решили лучше умереть в родном танке, чем бросать его! В плен сдаваться не будем. В последнюю минуту жизнь взорвем гранатами танк, чтобы врагу не попал».
Блокнот он положил в планшет, защелкнул застежку.
Снаружи снова началась стрельба.
— Пора.
Сильный взрыв сотряс «Эмчу»…
А предсмертное письмо гвардии младшего лейтенанта Сивкова было найдено.
Командир танка Сивков и радист Крестьянинов посмертно стали Героями Советского Союза.
Погибли, но не оставили «родную Эмчу»...
...Этот танк был с советскими танкистами до самого конца войны.
И после войны служил людям: башни снимали, машину переделывали в тягач. Последний из них был списан в 1996 году.
Читать рассказ на портале
Родная Эмча